Sergey Slepukhin

АВТОРЫ «БЕЛОГО ВОРОНА»
ЗНАКОМЬТЕСЬ – ТАТЬЯНА ЛАРИОНОВА

Когда я собирал второй номер «Ворона», молодой московский поэт мне сказал: «А слабо напечатать стихи никому не известного автора?» «Почему, слабо?!», – ответил я. И парень предложил мне познакомиться с нижегородской поэтессой, известной в Сети как «Чудо-в-перьях». Стихи мне понравились, даже очень, но выйти на контакт с "Чудом" долго не удавалось. Хотелось договориться по телефону, а не в письме. Имейла и мобильного у меня не было, я только знал, что в славном городе Нижний Новгород женщина заслуженно считается самым крупным специалистом по разведению шиншилл. Я перетряс все сайты волжских любителей этих грызунов и, наконец, нашел человека!



Знакомьтесь: Татьяна Ларионова.

STAIRWAY TO HE…

РОЗОВЫЕ ДЕРЕВЬЯ

Этот город хронически болен зимой,
Старый пьяненький фельдшер неловко,
Несуразно нарушил приёмный покой,
На деревья пролив марганцовку.
«Не волнуйтесь, больной», – успокоят врачи,
–
«Это брак цветовой передачи».
Человек осторожно снимает очки,
Видит серые липы, и – плачет…

ПРО АНГЕЛА

у тебя дырка в сердце и дырка в носке,
а твой ангел похож на синицу в руке,
он стечёт по стеклу после первой грозы
и смешается с жёлтой гуашью Янцзы.
но пока пропускает он солнечный свет,
каждой божией ночью, как важный секрет,
сторожит твои сны ни к чему, ни о чём,
когда спишь, повернувшись на левый бочок.

ЗАСЫПАЕТ

за краем земли
в безнадеге в холодном овраге
куда не пускают
деревья гоняться пургу
сиреневым сном
засыпает несбыточный ангел
за краем зимы
как в пуху на пушистом снегу
за краем тепла
нараспашку бессмертной душою
раскинув как крылья
полы своего пальтеца
бескрайние сны
видит ангел за краем покоя,
и перья-снежинки
не тают касаясь лица
кружат и кружат
и ложатся, как палые листья,
и стелется саван
в овраг белоснежным холстом
бумажным листом
но пустой этот лист
или чистый
никто за меня
не решит и не скажет никто
ЛЕСТНИЦА МЁБИУСА БАРРЕТТУ

Кто строил этот трап в небеса
имени Августа Мёбиуса?
Южных парней бригада?
Как ни карабкайся, сколько ни лезь –
вверх или вниз – исцарапайся весь,
всё ты не там, где надо.
По нескончаемой «stairway to he…»
с рвением рыбы, плывущей в ухé на afterparty к богу,
чешешь по лестнице, сколько есть сил.
Мёбиус, я же тебе говорил,
три поллитровки –много.

ДЖЕК И ВОЛШЕБНЫЕ БОБЫ

Высохший плод из семейства двудольных –
Старое доброе средство от боли.
Мять его пальцами, прятать в ладони,
Знать, что волшебный, и знать – не
волшебный.
Что мне важнее? А что мне дешевле?
В действе любом нет ни капли плохого.
Взять да назад обменять на корову,
Как журавля обменять на синицу,
Щедро скормить этот боб синей птице,
Кашу сварить, или выбросить в реку –
Всё мне простится, беспутному Джеку.
Только один вариант не приемлю:
Только не в землю! Нет, только не в землю!
Высохший плод из семейства двудольных…
Средство от боли, и средство для боли…

ПТИЦЫ

птицы – не яйца
летать не боятся
ни для кого не секрет
им не разбиться
не превратиться
в яичницу или омлет
и даже курица
если зажмурится
и не зажмурившись даже
с крыши пикируя
продемонстрирует
нам чудеса пилотажа

РЕДКИЙ ЗМЕЙ

Как-то самоубился редкий змей-альбинос
©Gvinn

Мы кроили крылья из штапиков и картона,
выпускали в небо бумажных лихих драконов,
чтоб рождённый ползать увидел, что там – за
краем.
Мы не знаем, но знать обязательно всё
желаем.
Мой махнул хвостом и в солнечном свете
сгинул,
только редкий змей долетает до середины,
и не всякий раз возвращается из разведки,
я до этого дня считал, что мой змей из
редких.
Он не то, что Днепр – океан пересечь
сумеет,
он узнал всю правду, на кладбище белых
змеев
и героев десантных войск (олимпийских
мишек)
под гранитной плитою лежит и совсем не
дышит.
Возле братской могилы всех самолётов в
клетку…
А сегодня увидел змея – висит на ветке,
на ветру качается альбиносье тело
возле дома десять по улице Н. Гастелло.

ПЛЮКАНСКИЕ НАРОДНЫЕ
ПРИЧИТАНИЯ

Отлетались, кажется, изъела
контровые гайки злая ржа.
Мама, мама, что я буду делать?
Пепелац катить из гаража
нет уже ни куража, ни силы –
хоть тяни, толкай, да всё никак…
Будто в смазку мне алмазной пыли
подло всыпал крайний мой пацак!
Не летать теперь – а слёзам капать…
Разве, ненароком в вечерку
забредёт с бутылкой гравицапы
одинокий Stranger-in-the-ку
чатлов взять взаймы у старой дуры
в маске умной дуры на лице…
Так и проживу в антицентуре,
раздарив последние кацэ.

ЛЫТДЫБРЫ

*
Начало конца есть конца начало,
Аптека от улицы неотъемлема.
Диалектично, как двор, кол, мочало.
Как шило и мыло – взаимоприемлемо.
**
когда придет пора, настанет час,
реинкарнирую, если получится,
в кутузовский подбитый правый глаз,
в здоровый левый – в худшем случае.
***
когда-нибудь стану известным поэтом,
и лет в тридцать семь среди белого дня
на черную речку приду с пистолетом,
где пидор нерусский застрелит меня.

ЗАПИСКА НА ХОЛОДИЛЬНИКЕ

(посвящается памяти номера телефона
Бориса Витальевича)
Облеплен новый датский холодильник
Веселою бумажною листвою –
Цветами героиновых приходов
Окрашивают стикеры всегда.
Исписаны те клейкие листочки
Делами, именами, номерами.
И я мощу, приклеивая новый,
Дорогу, сами знаете, куда.
Туда, где обязательно припомнят,
И где горит огонь, зажженный в память
Не выпитого вовремя кефира,
Не сделанного важного звонка.
На фоне этой надмогильной флоры,
По меньшей мере, выглядит нелепо
Нахальный ржач редиски на магните.
А нет ли в холодильнике пивка?